Светлана Коновалова
Я говорю, что ты играешь фальшиво, это значит, ты играешь фальшиво. Это не значит, что ты мне не нравишься. Ты мне продолжаешь нравиться при этом.
«Школа /Škola Сrew» – это команда друзей, в первую очередь. Это команда людей, которые соединяются вместе, чтобы сделать хороший результат.
Работать с друзьями сложно, потому что, когда у музыкантов только партнерские отношения, они не будут лишний раз, например, обижаться. Я говорю все прямо, а люди видят в этом скрытый смысл, а я не имею в виду ничего другого. Я говорю, что ты играешь фальшиво, это значит, ты играешь фальшиво. Это не значит, что ты мне не нравишься. Ты мне продолжаешь нравиться при этом.
В процессе репетиции важно затачиваться на результат, который будет на сцене, приближать его максимально: работать не в полноги, не в полруки. Потому что потом ты выйдешь на сцену, и там будет масса отвлекающих, мешающих вещей. И это помимо того, что ты никогда не играл это произведение в полную силу.
Когда играешь сольно, то есть совершенно сольно, то есть играешь произведение один
на сцене, создается ощущение, что с тебя сняли всю одежду и выставили перед публикой. Конечно, это стресс всегда, и волнения
не может не быть. В дуэтах, трио чувствуешь поддержку. Любой музыкант скажет, что ощущение сольной игры и игры в камерном ансамбле - разные совершенно. И в оркестре тоже. Оркестр – большой организм,
и ты клеточка этого организма.
Я всегда готова пробовать новое: а вдруг получится? Бывает, не получается. Но если получается, круто же!
У нас в «Школе» все основано на интересе людей, которые в этом участвуют. Я думаю,
это основополагающий фактор, потому что
для того, чтобы что-то получалось хорошо, тебе должно это нравиться. Если тебе не нравится, это чувствуют все: и те, кто рядом с тобой,
и те, кто слушает тебя, и те, кто смотрят на тебя. Мне кажется, интерес к делу - наша главная черта.
Я всегда готова пробовать новое: а вдруг получится? Бывает, не получается. Но если получается, круто же! Так я оказалась
в «Школа /Škola Сrew»: подружка привела меня в гости к Сане (Александра Стефанова - прим. Ш/Š C) - я сказала, что буду рада любому кипешу, и мы сразу начали готовиться к первой программе. Это была Англия.
Иногда играю то, что мне не очень нравится, иногда исполняю произведения мечты. В английской программе
мы как-то играли «The lark ascending» Воана-Уильямса. Это очень крутое произведение, а у нас его никто не играет при том, что оно признано за границей. И когда произносят фамилию Воан-Уильямс, некоторые наши музыканты даже не понимают, о ком речь. Очень крутой был Райх в «Америке» (Stephen Reich «Clapping Music» - прим. Ш/Š C).
Мы жутко веселились с Саней, когда его учили. У меня были гастроли, и я скачала запись себе на телефон: во время переездов в автобусе хлопала по четыре часа подряд. А для программы «Стравинский» нашла Дивертисмент
на темы «Поцелуя феи» Чайковского. Его тоже практически не исполняют, но музыка классная.
Мы должны его повторить в декабре. Русскую музыку я люблю больше всего.
Мне всегда хочется что-то донести через исполнение. Я уверена, это получается. Если мы послушаем, как звучит одна и та же песня у разных певцов, почувствуем разный посыл. И то же самое с музыкой, которую написали много столетий назад: если ты чувствуешь, ты можешь это донести. Искусство - оно же вообще не про слова, оно про чувства.
Развиваться можно только тогда, когда замахиваешься на что-то сложное.
Вот, например, Вивальди: это музыка абсолютно современная, как будто она написана сейчас. Сколько лет прошло,
а это актуально. Не говоря про то, что заездили «Времена года» несчастные. И неспроста: эта музыка понятна.
Ты слушаешь, и тебе понятно, о чем речь. Есть музыка, в которой смыслы закопаны глубже. Есть разные музыкальные языки, разные музыкальные личности – они могут быть яснее или сложнее, и в этом весь интерес.
Развиваться можно только тогда, когда замахиваешься на что-то сложное. Если все время слушаешь то, что дается, не будешь развиваться. Мы в «Школа /Škola Сrew» стараемся смешивать сложные произведения с теми, которые попроще в восприятии, чтобы зрители могли и научиться чему-то, и при этом не сильно напрячься. Такая программа «Австрия»: в ней есть очень понятные, известные произведения и сложно написанные, непростые для восприятия.
Анимации на стенах во время исполнения я не вижу, но на репетициях смотрю видео: что там будет, как это выглядит - потому что это всегда другой взгляд на то, что исполняешь и к чему привык. Это взгляд со стороны, который позволяет увидеть то, что не увидел ты.
Когда я пытаюсь привлечь кого-то к классике (а пытаюсь я всегда), то начинаю обычно с рассказов. В этом смысле «Школа /Škola Сrew» правильное место, потому что здесь сначала все объясняют словами. Потом проще воспринимать, когда уже что-то знаешь.
Революции, войны, а люди продолжают разговаривать про полифонию.
Взгляд музыканта другой. Музыкальное профессиональное образование построено так, что мы ни с кем больше
не общаемся, и это очень плохо. Мы варимся в своем мире с пяти лет, а некоторые и того раньше – те, кто рождаются в музыкальных семьях. И вот они варятся в своем супе, абсолютно не понимая, что происходит вокруг: революции, войны, а люди продолжают разговаривать про полифонию.
У меня скрипка от двоюродного брата, который ее искренне ненавидел и играл очень плохо, а его заставляли заниматься. Я не понимала, как можно скрипку ненавидеть, и начала канючить, чтобы меня отвели в музыкальную школу. И меня отвели, и мне очень повезло с учителем.
Полной тишины нигде не найдешь, всегда будут капли воды из-под крана или дрель соседей.
При том, что мне всегда это нравилось, рыдала я постоянно: что-то не получалось - сразу рыдать. А не получалось все. Как это может получаться? Левой надо зажимать, правой водить, еще чтобы они совпадали. Потом начинают требовать, чтобы там что-то еще прыгало… В Европе сейчас принято учить детей без насилия, и это, конечно,
не работает. Это, может быть, работает в одном случае из тысячи. Если бы меня не заставляли, ничего бы из меня
не вышло, и я очень благодарна тому, как все сложилось.
Но заниматься музыкой можно только в том случае, если ты это любишь. Отними у музыканта возможность играть,
и он начнет ныть. Когда я вернулась из отпуска и не надо было ходить на репетиции - я играла для себя.
Я почти ничего не слушаю. Я слушаю тишину. Все всегда очень удивляются. Ну, во-первых, полной тишины нигде
не найдешь, всегда будут капли воды из-под крана или дрель соседей. Но если я слушаю, то старую музыку, вроде джаза или французского шансона, редко что-то современное. Хотя, когда мне было двенадцать, я слушала «Rammstein» и была счастлива.
Иногда меня приглашают на концерты, но я, как правило, не соглашаюсь. Вот на Адель бы я сходила. Мне нравится, как она поет, и вообще она мне нравится. И если бы я не стала скрипачкой, то была бы певицей. Я же прям подхожу. Я надела бы розовое платье, пышное, точно была бы блондинкой. Еще более счастливая, чем я есть.